Татьяна Геннадиевна Назина, учитель химии
ОСКОЛКИ НЕСКАЗÁННОСТИ
У него были любимые повторяющиеся слова и словосочетания, так сказать, опознавательные знаки. Одно из них - «несказáнно»:
– несказáнно радостно;
– удивительно несказáнно;
– несказáнно благодарен.
Произносил он их как-то вдохновенно и с настроением.
Досада и нетерпение вкладывалось в другое выражение: «ядрëна вошь»:
– что ж, ты, ядрëна вошь;
– вот ведь, ядрëна вошь.
Что это за вошь, было не совсем понятно, но выглядело весело и снимало накал раздражения или, даже, гнева. Произносилась "вошь" на повышенных тонах, с особым ударением на каждом слове.
Неподдельный восторг у него вызывало многое: отдельные выдержки из текстов книг, картины, выражение лиц людей, их поступки, необычные эпизоды чьей-то биографии, перемены в природе – всё то, мимо чего, не останавливаясь, проходили другие. Он умел быть читателем, зрителем, собеседником. Хотя, пожалуй, последнее – нет. Он, скорее, был неуёмным высказителем постоянно рождающихся в нем размышлений. Успевать за ним не было никакой возможности.
То он удивлялся творчеству Василия Кандинского (и всем предлагал сделать это вместе с ним – а, как иначе – это же потрясающе!), то замирал у работ Микеланджело (и всем предоставлял возможность так же замереть от восторга); то воодушевлялся природой – и всем, кто готов, пересказывал истории, рассказанные голосами воды, листвы, моря, цветами, лучами солнца...
Он постоянно что-то открывал для себя, разглядывал необычное в привычном, менял стереотипы и пытался растормошить тех, кто рядом, своими открытиями.
Идет урок... Дверь класса распахивается и начинает "колыхаться" влево-вправо. На пороге никого нет... Это сообщение: чем-то интересным срочно надо поделиться.
Интересно: как он делал покупки. Вдруг. При этом покупка обязательно превращалась в событие-встречу с человеком. Он не просто покупал вещь (порой, в которой не особо-то и нуждался), он приобретал частичку жизни человека, который ее продавал. И потом, признанные удивительными, события жизни, совершенно до этого момента незнакомого для него человека, становились восторженно-поучительно пересказываемым достоянием его окружения. История о пареньке из глубинки, который к 18 годам заработал свой первый миллион; история старушки, не имеющей родных, живущей весьма бедно, но взявшей за продаваемый пирожок 10 рублей, вместо предлагаемых двадцати (потому что этот пирожок больше не стоит) и т.п.
Он все время дарил эмоции. Из красоты, из событий, из высказываний философов, из поступков людей... Из любых поездок, экскурсий, просмотров он привозил свои, совершенно удивительные, ни на чьи непохожие впечатления, особые ракурсы съемок, мимо которых проходили все, кто был там же, где и он. При просмотре созданного после поездки фильма часто можно было услышать: "А откуда это? А где вы это видели?". Это спрашивали те, кто был вместе с ним и ходил тем же маршрутом, и смотрел на то же, что и он. Его взгляд всегда укрупнял мелкие детали, делая их уникальными до неузнаваемости.
Оказаться с ним в одной поездке было и радостью, и испытанием. Увидеть и очароваться можно было всем... но только тем, что он считал достойным для просмотра, и тем, что, действительно, на его взгляд, было ИСКУССТВОМ. Самостоятельность и спокойное созерцание не допускались ни в какой степени. ("Что тут рассматривать? "). Мы постоянно передвигались в бешеном темпе, чтобы увидеть и ощутить как можно больше. (Инициатором, как и понятно, была не я.) Причиной наших разногласий были постоянные мои поиски его местонахождения и мое желание рассмотреть то, что мне интересно. Иногда, очень редко, я осмеливалась артачиться и, взирая на бесконечного учителя, произносить: " Можно мне хоть что-нибудь самой посмотреть, своими глазами?". Совершенно очевидно, что далее следовала обида с молчанием, и я, на некоторое время, была предоставлена самой себе. Ненадолго. Потом учитель вновь брался за мое культурное воспитание. Читал и знал он очень много.
Если он чего-то хотел, то это не могло не получиться... Однажды в Париже выдалось пару часов свободных от групповой экскурсии, и мы пошли смотреть "удивительнейшую церковь Сен-Шапель". Времени до встречи с нашим гидом и группой оставалось немного, а ооооооочередь из желающих – на несколько часов. Минут 15 мы постояли, но было очевидно – не успеть. Однако, не попасть в Сен-Шапель мы ведь тоже не могли... Мне было велено стоять на месте и не дергаться, сам же Мастер растворился в начале очереди у касс. Буквально через минут 6–7 он уже торопил меня, имея входные билеты на руках, мимоходом сообщив, что договорился с какими-то людьми ("то ли французы, то ли еще кто"). На чистейшем русском убедил помочь с билетами. Мы попали в Сен-Шапель. И, практически, успели на встречу с гидом. Там, действительно, потрясающие витражи.
В этом приключении было еще одно событие. Когда мы уже проходили через охраняемый турникет на территорию собора, выяснилось, что с бутылкой коньяка (равно как и с другими бутылками) вход запрещен. А она, эта бутылка, с солидным объемом 0,7, как раз и находилась в сумке у Анатоля (он любил себя так называть на французский манер). Мастер, как будто это было предусмотрено этикетом, вынул бутылку, передал охраннику, погрозил пальцем (чтоб последний не вздумал выпить содержимое, пока осматриваются достопримечательности) и сообщил на чистейшем русском, что заберет коньяк на обратном пути. Полицейский засмеялся, похлопал его по плечу и пропустил с миром. Возвращение бутылки сопровождалось аналогичным шоу: с хитро-веселым лицом было высказано сомнение в целостности коньяка, произошла проверка пробки и радостный обмен похлопываниями по плечам.
Другой случай произошел в Риме. Внезапно возникла супер-идея посетить галерею на вилле Боргезе. Была уже вторая половина дня, мы шли и шли по огромной парковой территории в поисках собственно здания самой виллы. Поиски затянулись. Итальянцы нам охотно объясняли про виллу, но итальянским как-то ни один из нас не владел в необходимой степени. И тут нам встретились наши соотечественники, сообщившие не только месторасположение вожделенного объекта, но и поведавшие о том, что на сегодняшний день билеты на вход уже не продают (входные билеты давали на определенное время и определенное число посетителей). Они возвращались ни с чем. Мои ноги уже разворачивались в обратный путь, но программой это, ни в коем случае, предусмотрено не было. "Это они не смогли попасть. Это им билетов не досталось."
Ускорившись, мы добрались до виллы и... тут же, без промедления, нам были проданы билеты на время, к которому мы подошли. Других желающих на этот час уже не было... Вот так.
 |
 |
 |
 |
 |
 |
| В музее Орсе. Париж, 2010 г. Фото Т.Г. Назиной |
В музее Родена. Париж, 2010. Фото Т.Г. Назиной |
На Монмартре. Париж, 2010. Фото Т.Г. Назиной |
Портрет А.А. Окунева. Париж, 2010 г. Фото Т.Г. Назиной |
Назина и Вероника Булавкина. Белая ночь. 2009 г. Фото А.А. Окунева |
А.А. Окунев в Стокгольме. 2011 г. Фото Т.Г. Назиной |
Январь 2020
ФИЛЬМ К ПРАЗДНИКУ
Я пришла в 526 школу, когда ей исполнилось 5 лет. В то время учителя жили жизнью школы. Не было такого, чтобы по окончанию уроков все разбежались по домам. Учителя долго оставались в школе, старались делать школьную жизнь интереснее. Обычно у нас проходили праздники 8 марта, 23 февраля, Новый год. И к этим праздникам мы делали какие-то выступления. То мужчины у нас танцевали, то женщины пели. Все чем-то интересовались и старались сделать школьную жизнь интересной.
Анатолий Арсеньевич Окунев пришел в школу в 71-ом году и сразу включился в ее веселую жизнь. Он очень хорошо пел и поэтому устроил вечер романса. Любил снимать фильмы. Был у него фильм «46 в 45». Как научить 46 учеников за 45 минут. Был фильм «Инспекторская проверка» и очень много видовых фильмов.
Когда я смотрела эти фильмы, я думала: «Почему бы и мне не снять какой-нибудь фильм про школу». Я как раз купила кинокамеру и пробовала работать на ней дома и на улице. А тут по телевизору прошел фильм «Семнадцать мгновений весны», и я подумала: «А нельзя ли что-нибудь такое соорудить для наших мужчин к 23 февраля, используя такие персонажи как Штирлиц, Мюллер и прочие». У нас в школе было всего 6 мужчин, и к 23 февраля я начала делать этот фильм. Я и не предполагала, что на это уйдет так много времени и столько труда нужно будет в это вложить. Но снимать фильм было очень интересно.
Во-первых, я решила определить, кто будет сниматься и в каких ролях. В главной роли, Штирлица, я решила снять Анатолия Арсеньевича. Я подумала, что можно изобразить, как Штирлиц принимает шифровку.1 Я пришла к Анатолию Арсеньевичу и сказала, что буду снимать фильм. Я сказала: «От Вас требуется очень быстро писать на доске цифры, цифры». Я не говорила Анатолию Арсеньевичу, что я буду снимать, и кого он будет изображать. Анатолий Арсеньевич очень быстро начал писать цифры. И все-таки пытался узнать, зачем он это делает. Потом сказала, что надо изобразить, как будто ему очень грустно, очень печально. Он все это изобразил. Потом сказала, что надо будет ученика какого-нибудь спросить по математике. У нас в школе работала учительница, Сапожникова Людочка. Ее я пригласила на роль ученицы. Она стояла у доски, а Анатолий Арсеньевич пытался получить от нее ответы. Тут он обязательно всегда вспоминал Елену Тимофеевну2, которая уже выучила слово «конгруэнтность». В это время у нас требовали, чтобы никаких двоек не было, чтобы были хотя бы тройки. И в конце Штирлиц при помощи спичек пытался определить, что же ставить – двойку или тройку – и поставил хорошую оценку.3 А для того, чтобы спичками показать двойку или тройку мне пришлось уже дома попросить своего брата изобразить это руками на столе. Так что и мои родственники поучаствовали в этом фильме.
Рувим Борисович Писпеа, завуч школы и преподаватель математики, изображал в фильме Мюллера. Я попросила, чтобы он взял в руки чемоданчик, и стал оттирать на этом чемоданчике пятно. Рувим Борисович стал классным руководителем 4Б класса, и ему нужно было всегда проводить политинформации, встречи с родителями и прочее. Ну, я еще попросила, чтобы он перекладывал папки с материалами этих заседаний.
Следующий был Владимир Натанович Штейнварг. Он пришел в школу чуть позже Окунева и очень много ходил с ребятами в походы. Проходы изумительные, все дети были в восторге. Он не только ходил в походы, он воспитывал в них мужчин. Владимир Натанович изображал пастора Шлака. Поскольку он ходил в походы, то здесь нужно было лишь снять, как он разбирает привезенные из этих походов пленки. Двух учеников, которые пришли исправлять двойки, я тоже использовала в фильме. Поскольку в фильме «Семнадцать мгновений весны» Шлак уходил на лыжах к границе Швейцарии, а Владимир Натанович был занят и не мог выйти из своего кабинета, то я пошла вниз к выходу. Смотрю – тут стоят мальчики. И я попросила их пройти на лыжах от школы.
Следующий – Розин Михаил Борисович. Это наш военрук. Он очень любил ходить в морской форме, и тут как раз это очень пригодилось. Очень дотошный человек, у него всегда было полно бумаг. Он изобразил генерала Вольфа. Я попросила учительниц русского языка и математики, чтобы они пришли и надели противогазы, как будто они составляют отряд и уходят на задание. Все с удовольствием согласились и потом долго смеялись.
Плейшнера изображал Риплянский Шавель Вульфович, который занимался кабинетом электротехники и очень любил ковыряться в своих приборах. Он, конечно, очень отказывался участвовать в фильме. Но я постаралась его уговорить. Говорила, что у него такие достижения, что в его кабинете все так красиво и так много техники... В итоге он согласился.
Ну, конечно, в фильме он уходит из школы и машет рукой, чтобы его не снимали. Но когда я составляла фильм, то, как раз кусок киноленты у меня приклеился вверх ногами и к словам «А в голове у Плейшнера крутились куски фанеры, шурупы и гвозди» это как раз очень подошло. Так что это моя режиссерская находка.
Поздняков Николай Тимофеевич изображал Шелленберга. Николай Тимофеевич у нас на каждом в празднике всегда выступал. Он рассказывал веселые истории. Текст писала я и еще моя подруга, которая очень давно в нашей школе работала, Люда Шишкина. С этим Николай Тимофеевич очень часто выступал на праздниках.
Надо было показать, что Шелленберг богатый человек. Поэтому я решила: пойду в Московский Парк Победы и поснимаю что-нибудь. Там был каменный кинотеатр со скульптурами, недалеко от метро «Парк Победы». В это время в нем шел ремонт. Я утром, еще до уроков, вышла и стала снимать. Но смотрю – рабочие перестали переносить кирпичи и уставились на меня. Подумали, что корреспондент пришел и старается запечатлеть их работу. Я думаю: «Ну, сейчас бить будут». Поэтому я постаралась побыстрее убежать оттуда. А сняла это здание с обратной стороны. Еще я хотела показать, что Шелленберг интересуется искусством. Поэтому я Николая Тимофеевича снимала в его кабинете, где у него были станки, на которых он точил всякие болтики и шайбочки. Принесла из кабинета рисования голову Аполлона, повесила репродукции картин. Изобразили, что Шелленберг любит живопись. Но Николай Тимофеевич тоже не знал, для чего его снимают. И ни один мужчина не знал, что они снимаются в фильме «Семнадцать мгновений весны».
Оканчивается фильм в учительской. Я попросила всех участников фильма, хотя они и не знали что это, встретиться и изобразить, что они находятся в рабочем состоянии. Что они ставят оценки, читают планы. А вдали, в зеркале, отражается учительница начальной школы очень красивая и симпатичная. Но даже и она не могла отвлечь их от работы...
Когда я первый раз показывала фильм,4 текст я читала по тетрадке. Пленка двигалась быстро. Я старалась успеть за ней. И хохот был такой, что пришлось сразу, подряд, показать фильм во второй раз. На других праздниках меня тоже просили показывать этот фильм. Пленка часто рвалась, и приходилось по ходу показа ее как-то заклеивать. Поэтому не все очень гладко проходило. Но всем очень нравилось. Особенно мужчинам.
________________________________________________
1 Никто из мужчин в процессе съемки не знал, про что будет фильм и какую роль он в фильме играет.
2 Елена Тимофеевна Журбина – учительница английского языка 526-ой школы.
3 Соответствующий эпизод имеется и в фильме «Семнадцать мгновений весны» – размышляя, Штирлиц выкладывает на столе картины из спичек.
4 Этот фильм, созданный в 1974 году, получил в итоге название "Шесть мгновений весны". Его можно посмотреть на II этаже Виртуального музея.
Ада Семеновна Равикович, учитель истории, завуч начальной школы
КАК В СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА
пытаться точно определить характер человека.
Каждая личность – это клубок противоречий,
а тем более личность одаренная.
Т. Драйзер
С Анатолием Арсеньевичем мы 30 лет проработали в одной школе. Я думаю, что не буду оригинальной, если скажу, что он был необычайно талантлив, неординарен и непредсказуем… во всем: в работе, дружбе, во взаимоотношениях с коллегами, учениками и их родителями. Невозможно было не восхищаться его работоспособностью, исканиями, «движением вперед». Он сам постоянно находился в поиске, и в этот вихрь саморазвития и творческого подхода к жизни были «втянуты» все окружающие.
Для многих своих учеников он стал УЧИТЕЛЕМ на всю жизнь. Для многих коллег – незыблемым авторитетом и НАСТАВНИКОМ на все времена. Его классы можно было назвать математическими, хотя в те времена не было никакого разделения. Можно было только пожалеть учителей, работающих с ним в одной параллели, каждому из них приходилось отстаивать важность своего предмета. Ребятам, не склонным к математике, тоже приходилось нелегко…
Я знала это не понаслышке. Моя дочь – «чистый гуманитарий» – училась у Анатолия Арсеньевича и тяжело переживала свои неожиданные неуспехи. Но вот парадокс: когда Окунев узнал, что она хочет поступать в педагогический, сказал: «Только на математику». Аргумент был неоспорим: «Мужа сможешь посадить за проверку тетрадей». В школе ей было очень тяжело учиться, было пролито немало слез, но в институт она поступила с легкостью. Меня он называл «двоюродной мамой», и это, пожалуй, было больше комплимент, чем осуждение. Я никогда не вмешивалась в процесс, не просила, не выгораживала. Не забуду, как Анатолий Арсеньевич со смехом передал мне диалог с дочкой, который состоялся на уроке: – Равикович, ваш любимый зверь, наверное, трусливый заяц?
– Нет. Олень.
– Почему Олень?
– Олень – гордое животное, но при виде хищника спасается.
Он смеялся от души, и я тогда подумала, что не каждый учитель мог бы вот так весело пересказать подобный случай на уроке, и не воспринять ответ ученика, как неуважение.
При всей строгости, он умел пошутить сам и давал такую возможность ученикам… Вот он бежит в класс после большой перемены, перегоняя учеников, перепрыгивая через две ступеньки... Эти «Веселые старты» похожи на соревнования «Кто быстрее». Как правило, мальчишки принимали вызов: надо забежать в класс до звонка, иначе учитель захлопнет перед носом дверь и еще ее придержит. Если перегнать не удавалось, «опоздавшие» совместными усилиями перетягивали дверь на себя и с хохотом врывались в класс. Анатолий Арсеньевич доволен, всем весело, чуть-чуть взбодрились перед уроком, а дальше – шутки в сторону, все на местах, работа продолжается.
Гораздо серьезней обстояли дела, если Анатолий Арсеньевич закрывал дверь перед учеником, который позволил себе пропустить его урок. Это мог быть спортсмен, который защищал честь школы на районных или городских соревнованиях, или ученики, которых школа отправляла на олимпиады. Никакая уважительная причина не рассматривалась как уважительная, дети «мурыжились» под дверью. Я их очень жалела и нередко выступала в роли просительницы. Вопрос решался не сразу… Мне такая политика была не понятна, но это Анатолий Арсеньевич.
Казалось, что его ученики делают только математику, и учителя больше ничего не интересует, но это было бы ошибочным мнением. Внеклассной жизни Анатолий Арсеньевич уделял особое место. У него были интереснейшие классные часы, например, тема: «Как ты понимаешь слово СВОБОДА?» – серьезный разговор с пятиклашками; или «Учись учиться», где ребята делали доклады, как правильно готовить уроки. Он любил поэзию, классическую музыку, театр и, конечно, все это в избытке имели его дети. Замечательной традицией, на протяжении всей его работы в нашей школе, был выезд с ребятами в город Пушкин, причем приглашал он всех желающих из своих параллелей. Выезд был приурочен ко дню рождения Лицея, ребята любовались золотой осенью, читали стихи Пушкина, гуляли, играли. Анатолий Арсеньевич был активным участником наших учительских вечеров, он прекрасно пел, и мы с удовольствием его слушали. А его необыкновенные фильмы очень быстро приобрели своих поклонников. И все с нетерпением ждали нового произведения киностудии «Окуньфильм».
Безусловно, школа переживала небывалый творческий подъем, когда Анатолий Арсеньевич, приехав из Франции, начал внедрение новой методики проведения уроков – «Французские мастерские». Он генерировал идеи, которых у него было множество, с удовольствием ими делился и руководил процессом. Будучи завучем начальной школы, я этот метод приветствовала, и приобщила своих учителей к эксперименту. Они были открыты к сотрудничеству, и под руководством Анатолия Арсеньевича создавались уникальные мастерские. В гимназии проводились районные и городские конференции. Но работать с ним было крайне сложно, он не терпел возражений, мог позволить себе замечания в резкой непозволительной форме. Учителя обижались, и постепенно сотрудничество мастера с коллективом, к сожалению, сошло на нет. Но в конечном итоге, наши творческие учителя провели немало мастерских, и я очень надеюсь, что наши дети запомнили эти интересные и необычные уроки.
Вообще, Анатолий Арсеньевич ассоциируется со словом «необычно»: это и необычные классные часы, и необычные формы проведения уроков, и необычное расположение досок в классе, и необычные оценки, например, ноли с минусом за самостоятельную работу. Даже гравюры Мариуца Эшера, развешенные по стенам кабинета, – тому подтверждение. Когда Анатолий Арсеньевич был делегирован на Всероссийский слет учителей, мы были очень рады за него, и, конечно, многим захотелось приобщиться к этому знаменательному событию. Был придуман жест, которым Анатолий Арсеньевич поприветствует нас «из телевизора». И он подал нам условный знак, когда его «поймала» камера. Это было очень трогательно, даже волнительно.
В последние годы моей работы в школе мы, к сожалению, практически не общались. Наши отношения «прошли путь» от глубокой симпатии до серьезных взаимных обид, но я всегда преклонялась перед его личностью.
В 2002 году я ушла на пенсию. На прощальном вечере, где был абсолютно весь коллектив, Анатолий Арсеньевич выступил с очень теплой речью. По моей просьбе он спел романс «Белой акации гроздья душистые». Я была растрогана, подошла к нему, мы обнялись и я сказала: «Как в старые добрые времена».
Больше мы не виделись.
 |
 |
| А.А. Окунев и Л.А. Голубева на 65-летнем юбилее А.С. Равикович (2002 г.) |
Объятия в конце юбилейного вечера (2002 г.) |
* * *
Роман Мельцер, в прошлом веке учитель физики и сотрудник Обл. ИУУ
ОДИН ДЕНЬ В НЬЮ-ЙОРКЕ
Осенью 2011 г. Анатолий Арсеньевич путешествовал по Америке. В разных городах он общался с друзьями, учениками и коллегами. На нашу с Анатолием Арсеньевичем встречу в программе поездки выпал один день – 7 ноября, который для многих еще ассоциируется с праздничной демонстрацией. 7 ноября 2011 г. в Нью-Йорке, будто специально для гостя из Петербурга, была теплая солнечная – вполне праздничная погода. Мы побывали в старом Нью-Йоркском порту и на Уолл-стрит, прошлись по набережной Гудзона и полюбовались панорамой города с палубы теплохода. Прогулка получилась довольно длительной, но было заметно, что Анатолия Арсеньевича это совершенно не смущает. Он неутомимо и увлеченно выбирал ракурсы и снимал сцены на фото и видео камеры. А я, пользуясь моментом, фотографировал Анатолия Арсеньевича.
В ноябре 2021 этим фотографиям – 10 лет.
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Ноябрь 2021
Николай Смирнов, учитель физики, методистВ ПОИСКАХ ОКУНЕВА
Ушёл из жизни Анатолий Арсеньевич Окунев. Волею судьбы мне назначено вместе с друзьями собирать его светлый образ, быть администратором сайта его памяти.
Начинать писать об Окуневе страшно! Надо быть либо нахалом, чтобы писать о человеке такого масштаба, либо быть равным ему, чтобы суметь понять его. Скорее на мой счёт надо записать первое. Но не писать просто не могу. Собранные нами документы, фотографии, видео, книги и статьи, записи воспоминаний - всё же далеко не в полной мере передают образ Анатолия Арсеньевича.
Понятно, что с Окуневым мы познакомились через Сергея Черкасова, который учился у него в 239 школе. А потом, когда уже Сергей сам стал учительствовать, Анатолий Арсеньевич приходил к нему на уроки в 531 школу, где работал в то время и я. Так и познакомились.
Потом уже, когда я служил в Университете педагогического мастерства (УПМ), а там вокруг Анатолия Арсеньевича образовалась Ленинградская Группа "Новое образование", мы не только пересекались в бесконечных коридорах здания на Ломоносова. Он забегал в наш Центр для консультаций по видеомонтажу.
Мы долго беседовали с ним и в первую очередь о кино, но мои потуги не пошли ему на пользу. Его манера снимать болтающейся, ни на чём не сосредоточенной камерой, была и остаётся для меня трудно понимаемым моментом. Он снимал, как видел, непрерывно, как смотрит человек, без купюр времени. Для него, возможно, был важен каждый миг бытия, без принудительного деления на важное (показываем) и второстепенное (купируем). Принципы монтажного кино (съёмка отдельными кадрами) Гриффитса - Кулешова - Эйзенштейна ему были недоступны (не нужны? не важны? не интересны?).
А однажды Лёша Черкасов привёл меня на один из его дней рождения (точнее я сам напросился). Мы тогда смотрели его съёмки в Корее. Он беспрестанно пытался нам объяснить, что - вот какая красота, вот замечательное место, а мне было досадно, что действительно восхитительные красоты сняты так неумело (по моим понятиям), что надо иметь изрядное воображение, чтобы увидеть в кадре то, что хотел бы показать зрителю автор. Странно, на фото явно заметно, что он умел выстроить кадр, мало того, стремился к поиску наиболее выгодного ракурса, но на видео - это всё почему-то не так!
И вот теперь, разбирая бесконечные бумажные и электронные окуневские архивы, мне хочется всё более и более отчётливо обрисовать себе образ Мастера.
Каждого из нас по жизни обуревают те или иные идеи, увлечения, проблемы. А.А. Окунева, если судить по его записям, поразило однажды следующее открытие: "Работаешь, работаешь... А результата нет!" Тогда он и задумался над структурой урока, что стало ведущей темой его педагогического творчества на всю жизнь. Даже название одной из его книг "Уроки, уроки, уроки..." говорит само за себя.
Со временем выкристаллизовалась и другая важная мысль: "А что есть результат обучения? К чему должен стремиться учитель в своей работе?" Видимо, тогда он и обратил внимание на идеи Французской Группы "Новое образование" (GFEN), где во главу угла при обучении ставилось реальное (не декларативное) развитие способностей ребёнка. Свободное развитие, безотносительно к запросам общества, государства. И этим был заложен первый конфликт.
Нет, он не стремился себя хоть как-то противопоставить, не стремился быть лучшим учителем в противовес другим. Но так получилось, что он просто был лучшим.
Он не стремился обрести признание учеников, родителей, коллег. Но так получилось, что его и любили, и уважали, и было за что. В его жизни хватало и признания, и славы, и наград. Но...
Он для себя решил (сознательно или подсознательно), что развитие ребёнка важнее суммы разрозненных знаний, именуемых теперь Федеральными государственными образовательными стандартами (ФГОС), важнее трудовых навыков работника-винтика. Так бог его вразумил, и поделать с этим ничего было нельзя. Это его сверхидея.
Второй конфликт был также неизбежен. Традиционные формы проведения урока, от природы своей приспособленные к "сообщению знаний", не годились для уроков развития ребёнка. Так родились его знаменитые мастерские, что были сродни "сократовским диалогам". Казалось бы, хорошо, что мастерские смогли вписаться в традиционную классно-урочную систему.
Конфликт заключался не в этом, а в самом факте отличия мастерских от традиционного урока. Здесь счастье и радость познания, там - нудное корпение (это в лучшем случае). Это не может не порождать ощущения непреложной правоты Мастера с одной стороны и зависти и непонимания с другой.
Он никогда никого не понуждал работать в своём стиле, и всё же мастерские требовали от него быть дерзновенным, способным на поступок в отстаивании своего права работать в соответствии со своими убеждениями.
И он оказался способен к этому, как никто. Ещё, работая в 239 школе, он пробовал дать детям интегральное исчисление, за что получил выговор от директора школы за нарушение программы (тогда интегралы ещё не входили в программы по математике), а когда не справедливо уволили одного из учителей этой школы, в знак протеста уволился из 239-й, перешёл в 526-ю. Поступок!
Всё более проникаясь идеями свободного развития личности, ему неизбежно приходилось сравнивать цели и результаты обучения, и сравнения эти отнюдь были не в пользу традиционного продавливания знаний. Здесь не время и не место, чтобы рассказывать о его метòде. Всё это дотошный пользователь легко найдёт в его книгах. Скажу лишь, что Мастер во всём был мастер, во всём доходил до самой сути. Его работа всегда была отточенной до самого блеска! Его педагогическая мысль всегда была совершенна! Его суждения всегда отличала необыкновенная глубина!
Будучи сам человеком свободной мысли, человеком творческим и одухотворённым, он должен был ощущать необыкновенное вдохновение от самого этого факта, от того, что он именно так видит жизнь, так умеет подмечать красоту, так понимает людей, и он хотел, чтобы и его воспитанникам это вдохновение было доступно. Ибо нет большего наслаждения для человека, чем быть свободным в своих мыслях!
Он старался как можно больше запечатлеть это видение мира в себе, в фотографиях, на видео. Делал коллажи и целые фотоальбомы, чтобы иметь возможность поделиться своим видением мира с другими, излить через это свою невысказанную любовь и привязанность к детям.
Он всё принимал близко к сердцу, и сердце не выдержало. Друзья и его ученики поддерживали Анатолия Арсеньевича, как могли. И деньги, чтобы оплатить операцию на сердце в Южной Корее , нашли, и ухаживали за ним в последние дни его. С великой благодарностью в душе ко всем, кто помогал, пишу эти строки.
Свобода мысли потребовала своей жертвы. Свободное мышление диктовало, если быть последовательным (а иначе зачем?), разрешить детям не знать часть материала, не любить учиться, не готовить уроки и т.д., и А.А. Окунев реально шёл на это, и декларировал это в своих книгах. А это уже бомба под самое основание здания традиционной авторитарной школы, тотального образования. Ведь до сих пор ученик был обязан знать всё, чему его учат. ФГОС - это государственный закон! Караул!
И тут судьба преподнесла ему жестокий урок. Ему, человеку чистому и честному, глубоко верующему, истинному интеллигенту, настоящему петербуржцу (ленинградцу). Без вины облит грязью, вынужден оправдываться в суде! Какая низость! И на кого руку смели поднять?! На человека, так любившего свою работу, так умевшего восхищаться достижениями своих детей, вырастившего для страны такое количество докторов наук, профессоров, доцентов и просто исключительно замечательных людей!
Он ещё многое напишет, чтобы передать свой опыт учительского успеха и счастья! Он сделает педагогическое открытие. Я не оговорился. Я понимаю разницу между усовершенствованием (педагогической находкой), изобретением (авторской методикой) и открытием (то есть тем, что закрыть уже нельзя). Так А.Беккерель открыл явление радиоактивности. Не совсем понял, что открыл, но открыл! Окунев же открыл всем исток геометрических представлений, с которого следует начинать изучение предмета геометрия. Это умение видеть, без которого изучение геометрии мука. Он два года в 5-6 классах учил детей одному - умению видеть линию прямую, линию кривую, окружность, линии параллельные (не через определение, через видение), линии пересекающиеся, линии непересекающиеся, треугольники, треугольники остроугольные и тупоугольные, прямоугольные, равные, подобные и пр. И только этому. Два года. А после этого геометрия шла влёт! Вот цена окуневскому открытию!
Так жил этот незаурядный человек. Какой поразительный пример служения детям, служения идее свободного образования, чего бы от него ни потребовала судьба!
Слава тебе, Мастер, и вечная память!
Январь 2020